Елена Фролова: «Я всегда иду на ощупь»
- Лена, вы мне сегодня всю душу перевернули. Вам часто говорят что-нибудь подобное?
— Ну… не знаю… Всякое бывает — и удачные концерты, и неудачные. Иногда люди поворачиваются душой в мою сторону, иногда нет. Я очень благодарна, когда такая связь возникает.
- Я помню ваши старые работы — например, альбом «Белый воробей» — милые, мягкие, пушистые… В том, что вы исполняли сегодня, чувствуется удивительная сила и мощь, но в то же время нежность и мудрость. Что это с вами произошло?
— «Белый воробей» — уникальный и, наверное, не очень счастливый случай. Этот альбом появился больше десяти лет назад в очень трудный для меня момент. Все-таки песни на мои собственные тексты — это совсем другое. Сегодня я пела не свою историю, а историю русской поэзии, что ли. Тут каждое стихотворение оплачено чуть ли не ценой жизни. Судьбы поэтов наполняют эти стихи особой энергией и силой. Поэт в нашей стране — профессия опасная.
- Цветаева, Бродский, Парнок, Баркова, Блаженный — действительно поэты с непростой судьбой. Почему именно их тексты вам созвучны?
— Мне кажется, я родилась уже с каким-то трагическим мироощущением. Не знаю почему. И в музыке, и в поэзии я ищу то, что отвечает моей внутренней боли. Моя душа настроена именно на такой лад.
- Тем не менее вы не нагнетаете патетику и трагедию — ваши песни очень изящны и человечны. Меня вот что интересует: когда изменилась музыка? Когда она стала такой яркой и разнообразной?
— Просто я не смешиваю песни на собственные стихи и на стихи других поэтов. Пропевание чужой поэзии — это тоже попытка понять себя, свою душу. Удивительно, но пока не пропоешь стихотворение, по-настоящему его не почувствуешь. Я не живу мозгами. Я как слепоглухорожденый, все время иду на ощупь.
- С какими поэтами у вас не сложилось?
— С Пастернаком. Я пыталась — но у меня ничего не получилось. Тяжело с Мандельштамом — я пою его стихи, но мне кажется, это что-то не то. Это какое-то проборматывание, праязык, момент, когда речь только соприкасается со смыслом. С ним сложнее всего. Очень непростые отношения с Ахматовой, к ней трудно подступиться. Я обычно пишу циклами, ухожу в мир какого-то поэта надолго, иногда на год. У нас возникают какие-то взаимоотношения — придуманные, безусловно, но я так их выстраиваю.
- Чем вам оказались созвучны стихи Дмитрия Строцева?
— Я уже сказала, что иду на ощупь. С Димой мы знакомы с юности. И прежде чем появился цикл на его стихи, прошло 15 лет. Вдруг что-то такое произошло, что его стихи стали у меня пропеваться. Я вдруг открыла для себя поэта. Когда попадаешь в резонанс, каждый поэт — начиная с Цветаевой, которая, как Вергилий, ведет меня всю жизнь — дает свое ощущение всему твоему естеству. Через Диму стали появляться для меня какие-то новые вещи. Он очень легкий, воздушный. Такой воздушный шарик. Когда поешь Бродского, такое ощущение, что ты Сизиф, камни ворочаешь. Ты его только наверх, а он срывается — и опять вниз. Это такая тяжелая физическая работа. Зато потом — катарсис. А с Димой все очень легко. Это даже не песни — такие зарисовки, штрихи, взмахи кисточки — китайская живопись.