История музыкальной группы CHICAGO (часть 2)

Итак, в январе 1969 года группа полетела в Нью-Йорк с одной лишь целью – записать свой 1-ый альбом. Показать миру, на что они способны. Способны они были действительно на многое и показали-таки, в конце концов. Но не сразу. А вот сразу они столкнулись с целым рядом проблем. Несмотря на то, что музыкальный материал был основательно подготовлен, хорошо отрепетирован и даже достаточно обыгран в концертах, процесс звукозаписи стал секретом за семью печатями для всех без исключения членов команды. Никто из них ранее не был в студии по столь серьёзному поводу. Ситуация усугублялась ещё и тем, что спродюсированный до этого мистером Герсио альбом Blood, Sweat and tears потерпел фиаско (хотя потом и стал великим хитом). Соответственно, новый проект, коим и стала группа CHICAGO TRANSIT AUTHORUTY, имел крайне низкий статус в глазах начальства Columbia Records. Группе было дано всего 5 дней на запись основных треков 5 дней на наложения. Положение было очень тревожным.

«Мы, на самом деле, просто вошли в студию и стали делать Chicago Transit Authority. И выяснили, что крайне мало знаем о том, что делаем, – говорит Паразайдер. – Мне приходилось в Чикаго записывать рекламные джинглы, но это было совсем другое. Мы начали с “Does Anybody Really Know What Time It Is?” Мы попробовали записать её как есть, все вместе в студии, как на концерте. Но как могли 7 студийных новичков сыграть это без ошибок? Я стоял посредине комнаты и боялся смотреть на партнёров, чтобы не сбить их и не сбиться самому. Это была сумасшедшая запись. После серии безуспешных попыток мы пришли к тому, что сначала надо записать ритм- секцию, а потом дудки и всё остальное. Впоследствии именно таким способом мы записали большинство наших альбомов». К тому времени, когда музыканты выяснили технологию звукозаписи, перед ними встала новая проблема. Дело в том, что тогда существовал стандарт на 35-минутный одинарный диск, а материала было более, чем на двойной. Было совершенно очевидно, что за нарушение принятых норм Columbia по головке не погладит – кому интересны безразмерные творческие излияния новичков? А ансамбль, между тем, планировал 1-ым альбомом серьёзно заявить о себе.

Им было что сказать, и это был как раз нужный момент. Момент, когда рок-музыка приобрела такую серьёзность, о которой ещё несколько лет назад никто и не мечтал. THE BEATLES только что выпустили знаменитый двойной «белый» альбом и уничтожили принятый песенный 3-минутный стандарт, записав 7-минутную вакханалию «Hey Jude». Хендрикс уже покорил мир бесконечными гитарными импровизациями, MOODY BLUES уже вовсю трудились над созданием нового стиля – арт-рока, на подходе были такие монстры тяжёлой музыки, как DEEP PURPLE и LED ZEPPELIN, TOWER OF POWER… Все словно сговорились ударить в 1969 году! Видимо, произошло некое внутреннее накопление энергии, энергии созидателей, которым стали явно тесны рамки развлекательной музыки. И накопление это выплеснулось в виде довольно внушительного количества абсолютно новой, абсолютно серьёзной музыки, которую, быть может, и не ожидало услышать подавляющее большинство населения планеты. А для тех, кто был готов к переменам, и не только к музыкальным, а и к социальным, музыка эта была глотком свежего воздуха, символом наступления нового времени.

Посудите сами: в 1969 году увидел свет первый альбом LED ZEPPELIN, также дебютный альбом KING CRIMSON «In The Court Of The Crimson King», DEEP PURPLE с успехом гастролировали в Америке (но не в Англии, заметьте!) и записали живой альбом с большим оркестром. Действительно, ещё одно подтверждение пословицы, гласящей, что нет пророка в своём отечестве. Это, кстати, в полной мере можно отнести и к CHICAGO, но об этом позже. Заметьте, что вышеперечисленные группы все как одна из страны туманного Альбиона. А что же в Америке? А в Америке в самом разгаре наиболее продуктивный период деятельности CREEDENCE CLEARWATER REVIVAL, в течение которого (за 2 года) они выпустили 6 альбомов, GRAND FUNK RAILROAD начали показываться на большой сцене и готовили к выпуску свой 1-ый альбом, ну и то же самое можно сказать о вышеупомянутых TOWER OF POWER. Когда бизнесмены Columbia Records узнали о том, что CTA хотят записать двойной альбом, они поставили всего лишь одно условие – значительное сокращение авторских отчислений. И группа вынуждена была пойти на это.

Альбом «Chicago Transit Authority» стал своеобразной временной капсулой, содержимым которой стали все имевшиеся к концу 60-х стили популярной музыки, приправленные музыкантами группы пряностями собственного изготовления. Спектр стилей и направлений, которые легко уживаются в музыке дебютного альбома великой группы, поистине поражает. Классическая музыка, джаз, ритм-энд-блюз, поп, обращения к битлам, влияния Хендрикса… Всё это каким-то невероятным образом сосуществует в музыке и делает её совершенно особенной и неповторимой. Не похожей ни на что, созданное до них. Начинается альбом с представления группы. Это была идея Терри Кэта. Идея весьма и весьма своеобразная. «Мы немного нервничаем» – своего рода версия знаменитой песни «Dance To The Music» известной в те времена группы SLY AND THE FAMILY STONE. Музыка американских баров. Как будто посетитель пытается пробраться к сцене поближе, чтобы услышать знакомые фразы дудок, но вместо этого попадает в угар гитарного соло.

И так далее…«Does Anybody Really Know What Time It Is?» начинается с фортепьянного вступления в стиле Эрика Сати (Erik Satie) или Арта Тэйтума (Art Tatum), в то время как сама песня представляет собой яркую поп мелодию, контрастирующую с абсолютно «некоммерческим» текстом. «Questions 67 and 68», ещё одна песня, ставшая визитной карточкой CHICAGO, открывается риффами духовых, перемежающимися с виртуозными пассажами гитары. И снова это сочетание джазового и рокового начал. Вообще роль гитары на альбоме очень велика. Взять хотя бы «Free Form Guitar». Ну, кто ещё решился бы поместить в те времена (да и сейчас) подобный «отвяз» на свой альбом? Наряду с такими экстравагантностями дебютная запись представляет слушателю изобретательные партии духовых, изысканные гармонические схемы, рискованные музыкальные сопоставления. И всё это дополняется разноплановыми голосами ведущих вокалистов: ровным и спокойным – Лэмма, парящим – Сетеры, экспрессивным, не без чёрного влияния – Кэта. Всё это впоследствии станет классическим стилем великой группы. Интересен тот факт, что момент выхода «Chicago Transit Authority» в апреле 1969-го пришёлся на самое начало деятельности новых радиостанций FM диапазона, активно игравших рок-музыку. Особенно станций, принадлежавших многочисленным колледжам. «АМ станции даже и не прикасались к нашим песням, потому что они не влезали ни в какие временные форматы, – говорит Панков. – Они вообще не врубались в нашу музыку, которая была слишком непохожа на всё, что они до того слышали. И опять же без обрезаний она не входила в их рамки, а мы ничего не знали об эдитинге. Потом нам пришлось выпустить 3 сингла из 1-го альбома. Мы сделали эдитинг и выпустили их. Но и это не сработало. АМ станции были слишком далеко от нас. Так наш альбом стал своего рода подпольным хитом.

FM радио, в конце 60-х работавшее в основном на студенческую аудиторию, было нашим. Студенты открыли для себя CHICAGO, и началось. Всё покатилось как снежный ком. Ты не мог быть хипповым, если не слушал CHICAGO. Так что, успехом 1-го альбома мы обязаны парням из колледжей, которые распространили слухи о нас повсюду. И слухи эти дошли до поп-чартов». В мае 1969 года альбом проник в Top LP’s chart журнала «Billboard» и в конечном итоге достиг 17-го места. К концу 1972 года альбом продержался в этом чарте 148 недель (и это не было концом победного шествия) и на то время побил все рекорды продолжительности. Но даже раньше, к декабрю 1969 года, альбом «Chicago Transit Authority» ещё без сингла стал золотым, а CHICAGO – знаменитой группой. И это полностью изменило жизнь членов группы. «Мечта жизни – создать хитовый альбом, – говорит Паразайдер. – Это было поразительно. Мы были близкими друзьями, мы прошли вместе через все трудности. Чикаго, переезд в Лос-Анджелес… Мы оставили семьи.… И потом некоторым из нас было труднее сладить с успехом. Я не думаю, что кто-то из тех, кто был на моей кухне в тот вечер, когда мы решили положить наши жизни на создание группы, мечтал о личной славе. Наоборот, тот факт, что мы были абсолютно безликими, командой, скрывавшейся за логотипом, в значительной мере способствовал успеху».

И действительно, подобная концепция (часто неверно истолковываемая критиками) идеально подходила к тенденциям конца 60-х, когда на 1-ое место вышел некий образ группы-творца в противовес творцу-личности. Именно поэтому группа сократила своё название до CHICAGO в первый же год национального признания, избавив многочисленных поклонников от необходимости выписывать бесконечное название в письмах, на стенах и т.д. В начале декабря CHICAGO отправились в Европу. И не куда-нибудь, а в Англию, страну, ставшую законодательницей музыкальной моды как раз во второй половине 60-х, отодвинув Америку на второй план. Запланированные 14 концертов охватывали и континентальную часть Старого Света. Роберт Лэмм вспоминает, что в течение этого тура группа впервые играла для публики, которая действительно понимала музыку и воспринимала её серьёзно.«По правде говоря, мы и сами толком не осознавали, насколько необычным был наш первый альбом, – вспоминает он. – Мы просто делали то, что делали.

И надеялись, что это отличалось от прочей музыки настолько, что люди понимали – это что-то другое. Но когда альбом вышел на международный уровень, и публика по всему миру услышала его, вот тогда их всех прихватило. Мы играли в клубах по всей Европе, и зрители оказались гораздо более подготовлены, чем в Америке. Когда мы вернулись, альбом уже стал золотым, и мы начали потихоньку выступать в роли хэдлайнеров. Но впечатление всё ещё было такое, что американцы «не догоняют» нашу музыку. Они понимали, что группа становится очень популярной, но у нас не было ощущения, что они слышали в музыке то, что мы в неё вложили. И я думаю, что европейский успех, определённая доля уважения к нашей музыке в Европе открыли нам глаза, дали уверенность в том, что мы на правильном пути.

Это заставило нас осознать: то, что мы делали, было значительно, художественно, было уважаемо, в отличие от того чувства производства поп- продукта, от которого мы все не могли отделаться в Америке, благодаря публике, прессе и тому, как нас воспринимали звукозаписывающие компании. Это дало нам право думать, что наша музыка – не детские игры. И это сохраняется по сей день».В августе 1969 года CHICAGO нашли окно в плотном гастрольном графике и записали свой второй альбом. Одной из первых стала песня Лэмма «25 or 6 to 4». Песня, над смыслом которой ломало голову не одно поколение фэнов CHICAGO. Что означает это название? Лэмм утверждает, что речь идёт просто о времени, что здесь нет никакой мистики, а песня эта о написании песни. Возможно самой амбициозной пьесой альбома стало творение Джеймса Панкова «Ballet For A Girl In Buchannon», оказавшее влияние на настроение всего альбома. «Второй альбом создан с явным классическим подходом», – говорит Паразайдер. – Первый был очевидно грубоватым и приземлённым, а второй – более гладким, полированным». «Я был вдохновлен классикой, – вспоминает Панков. – Я купил Бранденбургские концерты и слушал их однажды вечером. И думал, как это круто. Бах написал это 200 лет назад, а это круто и сегодня. Вот если к этому всему добавить рок-н-ролльную ритм секцию, то будет вообще… Ещё мне ужасно нравился Стравинский. Он писал классическую музыку, но там есть настоящая страсть. Мы были на гастролях, и у меня в гостиничном номере стояло Rhodes piano. И я поймал себя на том, что постоянно подхожу к нему и наигрываю какие-то арпеджио а-ля Бах.

Так появилась баллада “Colour My World”. Это простая 12-тактовая схема, просто она сразу, что называется, “полилась”. Потом я позвал Уолтера и попросил его добавить туда флейту. Одно вело к другому. И эти части поначалу не сочетались друг с другом. Но в этом была своя прелесть. Я сшивал разнородные элементы, создавая новые части, интерлюдии». На 2-ом альбоме состоялся дебют ещё одного автора песен. Но состоялся он под влиянием определённых обстоятельств не очень хорошего свойства. Во время перерыва в гастролях летом 1969 года Питер Сетера решил сходить на бейсбольный матч в Лос-Анджелесе. Уже на подходе к стадиону ему повстречались три военных моряка. Мало того что у Сетеры были длинные волосы, как, впрочем, у любого нормального рок-н-ролльщика, так он ещё и болел не за ту команду. Возмездие последовало незамедлительно, и в результате драки у Питера была сломана в трёх местах челюсть. Он провёл 2 дня в реанимации, а потом долгое время ходил со связанными проволокой челюстями.

Злополучный инцидент возымел своё действие на музыкальную карьеру артиста. Во-первых, это отразилось на манере пения Сетеры. «Это единственное, что было забавно в той драматичной ситуации. Я поехал в тур со связанными челюстями и, соответственно, пел, не размыкая их. Я и до сих пор так пою!»

Во-вторых, будучи ограничен в вербальном выражении своих мыслей и эмоций (со сломанной челюстью не очень-то поговоришь), Сетера вынужден был искать новые способы самовыражения.

«Я уже выздоравливал, но по большей части ещё лежал, когда произошла высадка на Луну. Я схватил свой бас и начал играть прогрессию, из которой потом получилась “Where do we go from here”. Эту фразу я услышал, думаю, от Уолтера Кронкайта (Walter Cronkite), и она мне запомнилась. И я написал об этом песню. О себе, о мире, обо всём… И это был мой первый опыт». 2-ой альбом представил также абсолютно прямой взгляд группы на политику. Уже на 1-ом альбоме CHICAGO использовали запись песнопений демонстрантов, протестовавших против Демократической Конвенции 1968 года. Текст на обложке 2-го альбома, написанный Робертом Лэммом, гласил, что альбом, члены группы, их будущее, их энергия – всё это посвящается «людям революции и самой революции в любых её формах». Политическое сознание Лэмма сформировалось ещё в бытность группы в родном Чикаго. «В течение последних месяцев перед нашим отъездом в Чикаго было много всего неспокойного. На улицах патрулировала национальная гвардия.

В городе витало чувство страха. Мы всё это видели. Мы же играли в клубах и заканчивали поздно. Когда бары закрывались, народ вываливал на улицу, мы на себе испытали негативное отношение к длинным волосам. И я подумал: “Неужели длинные волосы могут выступать в роли политического кредо?” Тогда я начал интересоваться всеми этими антивьетнамскими выступлениями и пикировкой между правительством и людьми из шоу- бизнеса, которых знала вся страна». Лэмм продолжал сочинять песни, когда группа перебазировалась в Калифорнию, и новое мироощущение не замедлило выразиться в стихах. В таких песнях, как «It Better End Soon» и «Does Anybody Really Know What Time It Is?» он затронул политические, социальные и философские вопросы, волновавшие в то время умы молодых американцев по всей стране. «Я не знаю, что именно натолкнуло меня на мысль, что я могу писать о чём-либо другом, помимо романтических излияний.

По телевизору – конфликты в Азии… потом культурный шок от переезда в Калифорнию… Свободная пресса в Лос-Анджелесе была на самом деле революционной. Это тоже воздействовало на меня, давало ощущение того, что и обычный человек может высказать своё мнение, что и у него есть голос, который будет услышан. Голос, который встанет на борьбу с войной и несправедливостью. В то время много групп занимали ту же позицию». Вряд ли можно с полной ответственностью утверждать, что в конце 60-х даже в Америке существовал шоу-бизнес в современном понятии этого слова. Дети-цветы хиппи, рок-музыка и всевозможные политические движения за мир являли собой некую прогрессивную силу, двигавшую развитие демократии вперёд и вперёд. CHICAGO неожиданно, но вполне закономерно оказались вовлечёнными во всю эту историю, а затем выдвинулись на самые передовые позиции.

«В 1969 году мы начали играть в университетах и колледжах, – вспоминает Лэмм. – И очень часто наши концерты служили трамплином для следовавших за ними политических собраний». Другими словами, люди собирались, чтобы послушать музыку, а затем оставались, чтобы выразить свой протест против войны во Вьетнаме или пофилософствовать на более абстрактные темы, так или иначе связанные с революцией. Бок о бок с революционными настроениями, почившими, как известно, в бозе к середине 70-х в результате волшебного превращения бунтарей в добропорядочных буржуа, шли свободная любовь и наркотики. Эти способы выражения протеста против всего на свете были обыденным явлением на многочисленных музыкальных фестивалях, участниками которых были и наши герои. «Это все было очень серьёзно, никто точно не знал, что происходит, но у всех было ощущение какой-то реальной силы всего этого. Потому что мы видели, сколько нас. Я думаю, что это и была революция. Вы можете оспорить терминологию, но для нас, 20-летних, в слове революция было море секса». Конечно, для настоящих политических активистов того времени революция имела идеалистическую и подрывную суть, имела целью уничтожение «системы». А для Лэмма и его друзей революция была, безусловно, куда менее конкретной, но, в конечном счёте, куда более убедительной.

«С моей точки зрения, мир и рай на земле, то, во что мы все так верили, – говорит Лэмм, – были возможны. И я верю, что революция всё-таки была. Она произошла так постепенно, что мы её и не заметили. Даже если вы возьмёте такую земную субстанцию, как музыка (Смеётся.), то увидите, что сегодня существует целое поколение молодых рэпперов, которые говорят то, что хотят. По сути, они выражают себя политически и социально. И люди разных культур могут слышать их. Эта форма протеста расцвела внутри системы, она принята системой, если это конечно не совершеннейший экстрим».

Лэмм утверждает, что наиболее явными примерами социально-философской революции тех дней стали перемены, принесённые антивоенным движением и движением за права человека. «Я не люблю апеллировать к проблемам расизма, но в данном случае это самый простой способ показать суть произошедших перемен. Перемены, безусловно, не абсолютно идеальные для цветного населения Соединенных Штатов, но тем не менее весьма значительные. Мы уже совсем по-другому относимся к чёрным, чем в 1969 году. Просто по-другому. Стереотип повернулся на 180 градусов. Потом огромное количество людей, бывших тогда в первых рядах борцов против войны, борцов за права человека, в авангарде студенческого движения, сейчас работают в правительстве США. Вы можете сказать, что их “поглотила” система, но сегодня, оглядываясь назад, я могу сказать, что идея об уничтожении самой системы была изначально утопией.

Мы не могли уничтожить систему, но могли изменить её. И мы это сделали!» Таким образом, революция, по крайней мере, в одной из своих форм, всё-таки состоялась. И музыка CHICAGO в определённой степени способствовала великим свершениям. С нашей, русской точки зрения это вовсе и не революция, а так… Ни Авроры тебе, ни Ленина… Но, может, лучше уж так, с музыкой и свободной любовью, чем с максимами и шашками наголо? Да уж точно лучше! И лишним тому подтверждением стали все эти «бархатные» и «цветные» революции, прошедшие в бывших советских республиках и в бывших странах социалистического содружества. История, как водится, на этом витке повторилась в виде фарса: не сумев совладать с непонятно откуда свалившейся демократией, всё те же «аппаратчики» при рьяной поддержке населения и произвели уродливые революции, вернув, по сути, всё обратно, неведомым доселе способом скрестив капитализм с партократией. Только вместо рока и свободной любви метаморфозы эти происходили на фоне разгула забронзовевшего в собственной пошлости шоу- бизнеса и расцветшей в виртуальном пространстве детской порнографии.

Читай также