"Адаптация". О группе

Однажды в небольшом провинциальном городе появилась группа, взявшая ориентиром панк-рок. Ее состав часто менялся, она записывала магнитоальбомы дома на плохой аппаратуре и рассылала их друзьям, на ее концерты врывались то гопники, то менты и вырубали все и всех нафиг. Ее лидер совершал быстрые набеги в далекие столицы и играл там квартирники, слухи о которых расползались все шире. Ее в упор не видела официальная пресса, зато о ней взахлеб писал самиздат. На ее концерты приходило все больше народу, этот самый самиздат читавшего и недовольного отсутствием живого, жгучего нерва в той музыке, что раздавалась из радиоприемников и телевизоров. В какой-то момент ее альбомы рискнул издать один независимый лейбл, а за ним другой. И… Для группы, с которой все вышеописанное случилось в 80-х, это «и» обернулось стадионными толпами и всенародной славой. Называется она Гражданская оборона.
У группы, повторившей ровно тот же путь в 90-х, после «и» все еще стоит многоточие. Но, кажется, ненадолго. А называется она Адаптация. Действительно, если проводить сравнительный анализ, то количество событийных совпадений (именно совпадений, ибо волевым усилием избрать себе именно такой путь – а тем паче родиться в определенное время в определенном месте – попросту невозможно) в судьбах обеих групп поражает. С разницей в десяток лет и с поправкой на имена и названия обе делали фактически одно и то же и развивались по одинаковой схеме. Конечно, Ермен Ержанов, собравший школьных друзей на первую репетицию 1 января 1992 года, а 2 года спустя взявший себе в качестве фамилии приставку «анти-», имел в виду творчество Летова, да и прочих грандов сибирской волны. В то время иначе было уже невозможно. Протест был неизбежен, а панк-рок как инструмент его выражения был естественен. Анти – значит «против»: против тусклости провинциального бытия и давящего режима Назарбаева, бессобытийности в музыке и жизни, нищеты и тупого насилия, против обывательского взгляда на мир. И адаптация в данном контексте – не приспособленчество, но попытка взорвать этот мир изнутри. Партизанская война. Понятно, что группа первые пару лет находилась в своем Актюбинске фактически на нелегальном положении, не смогла сыграть до конца ни один концерт и была запрещена чуть ли не на государственном уровне. К счастью, обошлось без психушек и уголовных дел. И понятно, что творить приходилось в кустарных условиях, а играть в основном на выезде. В 1996 году первые самописные альбомы АДАПТАЦИИ извилистыми путями оказались в Москве и Питере, куда чуть позже приехал и сам Ермен Анти - искать единомышленников, играть первые квартирные концерты. Эффект был ошеломляющим.Это было то, чего давно уже никто не слыхал: песни, хлещущие как кровь из открытой раны, энергетика на грани срыва, откровенность, снова ставшая откровением. Грязный звук и нечастые матюги в текстах особой роли не играли, суть была не в них. В 1997-м, в самый тухлый и смутный период для отечественного рока, так не пел уже никто. Даже Летов. Ермена в тот период часто называли «новым Летовым» - имея в виду, прежде всего, некую духовную преемственность. Хотя можно было углядеть сходство и в тембре голоса, и в неистовой подаче, и в достаточно простой, но неизменно запоминающейся мелодике. Понадобилось вслушиваться, чтоб уловить несколько важных различий, главное из которых заключалось в том, что Летов, по большому счету, в своем творчестве всегда мало интересовался внешним миром и тем паче не пытался его менять. «Я всегда буду против» - это протест ради процесса с вовсе не обязательным и весьма произвольным результатом. В его песнях царит импрессионизм и авангардизм, в то время как Ермен до самого недавнего времени был сугубым реалистом. Его тексты не надо разгадывать, в них нет ни цитат, ни коллажей, интертекстуальность – не его прием. Осмеянный интеллектуалами принцип «что вижу, про то пою» в применении к материалу "Адаптации" обрел пугающий в своей прямолинейности смысл. Потому что действительность оказалась еще страшнее, чем можно было предполагать, и с ней предложено было воевать всерьез, - начиная, прежде всего, с собственной душевной запущенности. Чтобы выдавить из себя раба, надо этого раба в себе сначала найти. «Грязь – это способ остаться чистым» - спел однажды Ермен. Еще были песни про медаль за измену Родине и жизнь в полицейском государстве, про партизанские будни, мафию и власть... Чего в этих песнях, однако, не было совсем, так это безысходности. Подростковый эскапизм и традиционное панковское no future очень скоро сменились напряженными поисками выхода; для любой самой безнадежной ситуации надо было находить решение. И уж никто и никогда не назвал бы Ермена апологетом суицида. Анти – значит «против», вы помните? Против равнодушия, засасывающего отчаяния, отупляющей усталости. Самые мрачные вещи "Адаптации" побуждают, прежде всего, жить. Жить вопреки всему. Понятно, что такого рода анализом надо заниматься отдельно, подключая к сердцу, бьющемуся в унисон, еще и голову. На концертах же – а потихоньку группа стала гастролировать в полноэлектрическом составе – воспринимался, прежде всего, мощный энергетический посыл. Потому до сих пор всеобщие буйные пляски на этих концертах неизбежны. Равно как и разношерстность приходящей публики, где всякие бритоголовые довольно мирно уживаются и с ирокезоголовыми. Не считая вполне нормально одетых и трезво мыслящих людей, которых большинство и которые просто-напросто не хотят считать слово «рок» ругательным, а «драйв» - старомодным. Кто способен проводить параллели не только с ГО, но и с DEAD KENNEDYS, например. Энергии хватает на всех. И на тех, кто считают главным – текст, а лучшим рок-текстом – текст остросоциальный. И на тех, кому текст не нужен вовсе: почти случайно съездив 3 года назад во Францию (куда – вот опять! – были когда-то званы, но не доехали сибиряки), а до того в Германию, АДАПТАЦИЯ и там нашла почитателей. «В Германии публика на 80% примерно была русскоязычная, а во Франции на концертах русских не было вообще. И там было играть гораздо интереснее. Они о нас ничего не знали, слов не понимали абсолютно, для них имела значение только живая энергетика. Они видели все, к ним все приезжали, их ничем не удивишь. Но они тащатся от энергии живых людей. Мы живые люди, мы приехали, сыграли, и было всё хорошо», - рассказывает Ермен сейчас. Может показаться, что этим он перечеркивает значимость собственных песен, но на самом деле всего лишь констатирует очевидное: если человек талантлив, то в какой-то момент становится уже не столь важно, о чем именно и на каком именно языке он говорит. Его все равно поймут правильно, потому что истинный талант чурается лжи. Поэтому ему поверят. И пойдут за ним.
Екатерина БорисоваОднажды в небольшом провинциальном городе появилась группа, взявшая ориентиром панк-рок. Ее состав часто менялся, она записывала магнитоальбомы дома на плохой аппаратуре и рассылала их друзьям, на ее концерты врывались то гопники, то менты и вырубали все и всех нафиг. Ее лидер совершал быстрые набеги в далекие столицы и играл там квартирники, слухи о которых расползались все шире. Ее в упор не видела официальная пресса, зато о ней взахлеб писал самиздат. На ее концерты приходило все больше народу, этот самый самиздат читавшего и недовольного отсутствием живого, жгучего нерва в той музыке, что раздавалась из радиоприемников и телевизоров. В какой-то момент ее альбомы рискнул издать один независимый лейбл, а за ним другой. И… Для группы, с которой все вышеописанное случилось в 80-х, это «и» обернулось стадионными толпами и всенародной славой. Называется она ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. У группы, повторившей ровно тот же путь в 90-х, после «и» все еще стоит многоточие. Но, кажется, ненадолго. А называется она "Адаптация". Действительно, если проводить сравнительный анализ, то количество событийных совпадений (именно совпадений, ибо волевым усилием избрать себе именно такой путь – а тем паче родиться в определенное время в определенном месте – попросту невозможно) в судьбах обеих групп поражает. С разницей в десяток лет и с поправкой на имена и названия обе делали фактически одно и то же и развивались по одинаковой схеме. Конечно, Ермен Ержанов, собравший школьных друзей на первую репетицию 1 января 1992 года, а 2 года спустя взявший себе в качестве фамилии приставку «анти-», имел в виду творчество Летова, да и прочих грандов сибирской волны. В то время иначе было уже невозможно. Протест был неизбежен, а панк-рок как инструмент его выражения был естественен. Анти – значит «против»: против тусклости провинциального бытия и давящего режима Назарбаева, бессобытийности в музыке и жизни, нищеты и тупого насилия, против обывательского взгляда на мир. И адаптация в данном контексте – не приспособленчество, но попытка взорвать этот мир изнутри. Партизанская война. Понятно, что группа первые пару лет находилась в своем Актюбинске фактически на нелегальном положении, не смогла сыграть до конца ни один концерт и была запрещена чуть ли не на государственном уровне. К счастью, обошлось без психушек и уголовных дел. И понятно, что творить приходилось в кустарных условиях, а играть в основном на выезде. В 1996 году первые самописные альбомы АДАПТАЦИИ извилистыми путями оказались в Москве и Питере, куда чуть позже приехал и сам Ермен Анти - искать единомышленников, играть первые квартирные концерты. Эффект был ошеломляющим.Это было то, чего давно уже никто не слыхал: песни, хлещущие как кровь из открытой раны, энергетика на грани срыва, откровенность, снова ставшая откровением. Грязный звук и нечастые матюги в текстах особой роли не играли, суть была не в них. В 1997-м, в самый тухлый и смутный период для отечественного рока, так не пел уже никто. Даже Летов. Ермена в тот период часто называли «новым Летовым» - имея в виду, прежде всего, некую духовную преемственность. Хотя можно было углядеть сходство и в тембре голоса, и в неистовой подаче, и в достаточно простой, но неизменно запоминающейся мелодике. Понадобилось вслушиваться, чтоб уловить несколько важных различий, главное из которых заключалось в том, что Летов, по большому счету, в своем творчестве всегда мало интересовался внешним миром и тем паче не пытался его менять. «Я всегда буду против» - это протест ради процесса с вовсе не обязательным и весьма произвольным результатом. В его песнях царит импрессионизм и авангардизм, в то время как Ермен до самого недавнего времени был сугубым реалистом. Его тексты не надо разгадывать, в них нет ни цитат, ни коллажей, интертекстуальность – не его прием. Осмеянный интеллектуалами принцип «что вижу, про то пою» в применении к материалу "Адаптации" обрел пугающий в своей прямолинейности смысл. Потому что действительность оказалась еще страшнее, чем можно было предполагать, и с ней предложено было воевать всерьез, - начиная, прежде всего, с собственной душевной запущенности. Чтобы выдавить из себя раба, надо этого раба в себе сначала найти. «Грязь – это способ остаться чистым» - спел однажды Ермен. Еще были песни про медаль за измену Родине и жизнь в полицейском государстве, про партизанские будни, мафию и власть... Чего в этих песнях, однако, не было совсем, так это безысходности. Подростковый эскапизм и традиционное панковское no future очень скоро сменились напряженными поисками выхода; для любой самой безнадежной ситуации надо было находить решение. И уж никто и никогда не назвал бы Ермена апологетом суицида. Анти – значит «против», вы помните? Против равнодушия, засасывающего отчаяния, отупляющей усталости. Самые мрачные вещи "Адаптации" побуждают, прежде всего, жить. Жить вопреки всему. Понятно, что такого рода анализом надо заниматься отдельно, подключая к сердцу, бьющемуся в унисон, еще и голову. На концертах же – а потихоньку группа стала гастролировать в полноэлектрическом составе – воспринимался, прежде всего, мощный энергетический посыл. Потому до сих пор всеобщие буйные пляски на этих концертах неизбежны. Равно как и разношерстность приходящей публики, где всякие бритоголовые довольно мирно уживаются и с ирокезоголовыми. Не считая вполне нормально одетых и трезво мыслящих людей, которых большинство и которые просто-напросто не хотят считать слово «рок» ругательным, а «драйв» - старомодным. Кто способен проводить параллели не только с ГО, но и с DEAD KENNEDYS, например. Энергии хватает на всех. И на тех, кто считают главным – текст, а лучшим рок-текстом – текст остросоциальный. И на тех, кому текст не нужен вовсе: почти случайно съездив 3 года назад во Францию (куда – вот опять! – были когда-то званы, но не доехали сибиряки), а до того в Германию, АДАПТАЦИЯ и там нашла почитателей. «В Германии публика на 80% примерно была русскоязычная, а во Франции на концертах русских не было вообще. И там было играть гораздо интереснее. Они о нас ничего не знали, слов не понимали абсолютно, для них имела значение только живая энергетика. Они видели все, к ним все приезжали, их ничем не удивишь. Но они тащатся от энергии живых людей. Мы живые люди, мы приехали, сыграли, и было всё хорошо», - рассказывает Ермен сейчас. Может показаться, что этим он перечеркивает значимость собственных песен, но на самом деле всего лишь констатирует очевидное: если человек талантлив, то в какой-то момент становится уже не столь важно, о чем именно и на каком именно языке он говорит. Его все равно поймут правильно, потому что истинный талант чурается лжи. Поэтому ему поверят. И пойдут за ним.
Екатерина Борисова

Читай также