Андреевский спуск всегда был особенным местом для киевлян. Собирая на крупные праздники мастеров всей Украины, он стал самым первым местом с особой атмосферой ярмарки. Со временем вернисаж и ярмарка Андреевского уступили позиции другим площадками и продажам арт-работ в интернете. Приходится внимательнее высматривать что-то ценное среди китайских тапок и пластиковых веночков. И все-таки находить! Скульптор-керамист Владимир Тузинский - будто коренной зуб Андреевского - стоит недалеко от бывшего салона Гончары уже четверть века. Его работы легко узнать: черепахи, совы, маски, индейцы доколумбовой Америки. Глиняная посуда, расписанная его женой Юлией Яковенко, как графичная история, которую можно читать каждый день по-разному. То исчезая во время крупных заказов, то появляясь с новыми скульптурами и чашками, Володя по-прежнему частица общего культурного духа Андреевского спуска.
Я с детства интересовался всяким рукоделием. Меня тянуло в разные кружки; вырезал статуэтки, маски, нецкэ. Когда-то в пионерском лагере мы удирали с ребятами через дыру в заборе: поесть ежевики, поваляться в траве, пройтись по лесу. В этом самом лесу была глина, мы ее тоже собирали. Ребята лепили из глины брелочки-скелетики, сушили их на солнце. Они становились прочными без обжига. Я тоже набрал глины и слепил чайный сервиз, расписал его гуашью в красно-желтые полосочки - ну как советские сервизы на то время. Долго-долго сушил на широком солнечном подоконнике. Мне всегда нравилась посуда. Спустя годы я вспомнил об этом.
После окончания института я работал в НИИ на опытном производстве. За стеной моей лаборатории был глиняный карьер Кирпичного завода на Подоле. Эта часть Подола составляла мой мир: Пивзавод, Завод Молочной кислоты, Нотная фабрика, ул. Еленовскаяу и, собственно, Мыльный переулок, где находилась лаборатория.
Я вырезал по дереву, но дерево - ценный материал на то время, я не понимал, где его брать. И работать с ним сложнее. А вот с глиной легко - слепил, высушил, а в лаборатории были печи, где можно было обжигать это все. Пару раз на территорию нашего НИИ приезжали бурильные установки, они выкидывали пробы породы, состоящие из отличной глины. Я затащил их в мастерскую и начал делать нецкэ, когда я наловчился с этой глиной работать, открыл для себя Андреевский
Это было начало девяностых. Финансирование института прекратилось, мы ходили на работу просто, чтобы куда-то ходить. На Андреевском был салон Гончары, на одной из выставок я познакомился с художниками-керамистами Сергем и Надеждой Козак. Они были самыми крутыми тогда керамистами. Мастерские у них были рядом - на Еленовской улице, я стал заходить к ним в гости. Это был будто цех средневековых ремесленников! В подвале, где ютились мастерские салона Гончары, у каждого художника была своя комнатка, где-то они располагались по несколько человек в одной. В соседней комнате был Виктор Буткалюк с Таней Новиковой. Время от времени у них были какие-то трения по поводу сантиметров занятой территории, или кто-то музыку чуть громче включил, а кто-то чуть больше сахара чужого в чай положил. Я со всеми раззнакомился.
Одним жарким летом у нас в НИИ выбрасывали старую мебель. Я подобрал стол и стул, перетащил их в мастерскую и стал работать с другими мастерами.
Со своими покупателями я становлюсь друзьями, работа - это как маячок, по которому тебя находят твои, особенно настроенные люди. Первая покупательница приобрела у меня когда-то скульптуру льва, она уже давно живет в Германии и этот лев тоже, мы до сих пор иногда созваниваемся по скайпу.
У меня все проекты любимые, потому что я и Юля брались только за те работы, которые нам нравились. Вот оформляли когда-то ресторан Конкорд, очень вдохновляющая работа была: светильники-маски, скульптуры
Вначале у меня был стол в печном отделении, там очень тяжело работать было. Год или полтора все, что зарабатывал, уходило на аренду, а жил на то, что задолжал мне НИИ. У меня появилась своя печь, до этого брали только на подсадку: ужасно, когда множество работ долго ждут своего места в чужой печке.
Деньги это стало приносить, когда появились первые заказчики. Идеально, если у тебя покупают все, что ты делаешь, но обычно это из разряда "нужно то же самое, но с перламутровыми пуговицами".
Я к своим работам отношусь, как к детям, и когда ты спрашиваешь, крали ли у меня работы, это звучит будто "крали ли у тебя ребенка?". Я, конечно, своих "детей" продаю, но на самом деле я их отдаю в хорошие руки и по обоюдному согласию. Одну работу продал, а потом вернул ее себе - не сложились у нее отношения с новым владельцем.
Я покупаю работы других керамистов, иногда я дарю их, но что-то оставляю для себя. Один раз мне надо было что-то подарить человеку, беру миску, купленную у Володи Онищенко, а мой 6-летний сын хватает меня за руку и говорит: "Пап, ты что сума сошел?" - и кладет ее на место. Не только керамику, я вообще люблю посуду.
Я родился в Нальчике на Северном Кавказе, но с трех лет живу в Киеве. Когда-то я отдыхал в Алуште, познакомился с девушкой, через много лет она нашла меня здесь, в Киеве. Была тут пролетом из Алма-Аты в Турцию, с коврами какими-то, украшениями туда летела. И вот эта девушка попросила показать ей город. За окном 90-е годы, осень. Я продумал маршрут: Андреевский - Десятинная, Владимирская, парковая зона. Дальше мы пошли смотреть выставку дипломных работ от академии художеств - там классные скульптуры были. А вокруг красота невероятная, желтые клены, по радио в парке звучала песня Нины Матвиенко. Михайловского тогда не было еще, не построили. Вышли к арке Дружбы Народов, потом к Мариинскому парку, прошлись до Лавры. И в итоге оказались у моста Патона - это до сих пор мой любимый киевский маршрут. И моя самая киевская история.
