О мирах, созданых Андреасом Гурски
Многотысячные рейвы, бесконечные пространства гипермаркетов, забитые людьми пространства олимпийских стадионов, фондовых бирж, цепи тропических островов — со стороны выглядят так, будто мир действительно театр, а люди в нем — тщательно исполняющие предписанные роли актеры.
Глядя на детально структурированные, идеально сбалансированные работы, трудно поверить, что действующие в них лица составляют все эти чудесные мизансцены без участия грамотного постановщика массовых действий. Единственная аналогия кружевам, в которые сплетаются на огромных принтах люди, пляжные зонтики, товары на полках магазинов, коровы, — тщательно отрепетированные красочные парады, которые так любят в тоталитарных странах. Порожденный новейшими технологиями и глобализацией, метод Гурски идеально подходит для воплощения красы тоталитарных утопий: Северная Корея — одна из любимых площадок фотографа.
То, что делает Гурски, невозможно назвать документально точным воспроизведением действительности — это умные, сложные, многодельные, идеально подогнанные компьютерные монтажи. Но, сохраняя плоскость картины, художник жертвует в них лишь перспективными построениями и расстояниями, в остальном он практически не отступает от правды жизни. Удивительно, но, создавая фантастические театрализованные миры, в которых на огромных площадках действуют тысячи персонажей, он следует своим великим учителям в дюссельдорфской академии художеств, пропагандистам красоты подлинной, не придуманной жизни — Берндту и Хилле Бехер. Изобретенный Гурски метод — во многом продолжение их работ, только фотографирует он не отдельные объекты, а одушевленные и неодушевленные стада самых разных населяющих планету существ и предметов.
Как многие глобальные начинания, невероятная, почти сенсационная мощь этих работ может лишь удовлетворить бесконечно возрастающий визуальный голод, ненасытную страсть ко все более эффектным зрелищам. Работы Гурски напоминают о многонаселенных фресках Возрождения — только в них живут и действуют не гении и титаны, а обычные люди, и не легенды творят, а перерабатывают ресурсы. Огромные изображения напитаны человеческим высокомерием: расположившегося на высоте фотографа не интересуют отдельные личности — только узоры и орнаменты из сотен тел, которые он складывает в свои почти абстрактные произведения. Получается красота невероятная, но совершенно безжалостная — а что делать, ведь и на самом деле этот мир придуман не Андреасом Гурски.