Театр должен быть понятным

Наша беседа с художественным руководителем Киевского академического драматического театра на Подоле Виталием Малаховым началась в Украинском доме, где театр вместе с ТМ «Инкерман» презентовал спектакль-дегустацию «Трактирщица», и закончилась в зале театра в Гостином дворе на Контрактовой площади - там шла репетиция по вводу в один из спектаклей новой актрисы. Если провести между двумя этими точками прямую, где-то посередине окажется недостроенное главное здание театра на Подоле, рядом с которым стоит Театральная гостиная все того же театра. Эта география отражает сегодня основные приоритеты деятельности известного украинского режиссера: работу со спонсорами, хлопоты, связанные со строительством, наконец, сам творческий процесс. При этом Малахов вовсе не жалуется, что множество организационных проблем отрывают его от творческой работы. Он вообще ни на что не жалуется и полон оптимизма, чем сильно отличается от многих коллег по цеху.

Эти особенности характера Виталия Малахова отразились и в его творческой биографии. Ему было немногим за двадцать, когда он в конце 70−х годов стал режиссером Киевского театра эстрады, где вместе с ним начинала целая россыпь нынешних признанных театральных и шоу-звезд. Через несколько лет он вместе со своими друзьями-актерами первым начал артистический поход на Андреевский спуск, тогда еще бывший вполне заурядной киевской улицей. Там, на втором этаже автобазы №17, начал свою жизнь Театр на Подоле, который одним из первых стал хозрасчетным театром-студией. Первые деньги заработали, давая представления для украинских газовиков в Тюмени, а после этого начались гастроли в США, Великобритании и таких экзотических для украинских театров странах, как Мексика или Коста-Рика. Однако сказать, чтобы жизнь шла как по маслу, никак нельзя. Когда пятнадцать лет назад было принято решение о реставрации зданий театра, пришлось искать себе новое место. Нашли его в конференц-зале института «Укрпроектреставрация», где актерам пришлось самим выкапывать себе под полом гримерки.

Однако сейчас вроде бы все наладилось. Новое здание близко к завершению. Дочка-актриса, закончившая в Великобритании актерский колледж в классе самого Энтони Хопкинса, не только играет в театре, но и ведет на канале «Интер» популярную программу. А зритель охотно идет на спектакли.

- Сегодня у театра много конкурентов: кино, видео, новые формы искусства, созданные с применением компьютерных технологий. При этом, например, DVD-диск с артхаузным фильмом, получившим кучу международных премий, или каким-нибудь блокбастером стоит намного дешевле билета в театр. А посмотреть его можно, как правило, в более комфортных условиях, чем театральный спектакль. И к тому же не один раз. Какие у театра шансы в этой конкурентной борьбе за зрителя?

- С одной стороны, у театра очень много конкурентов, с другой - нет конкурентов вообще. Потому что театр предлагает зрителю динамичное синтетическое зрелище, где есть звук, свет, движение, литература. Все это есть и у кино. Но театр дает еще и живое человеческое общение. А поскольку с развитием цивилизации возникает все больший дефицит такого общения, мне кажется, что значение театра со временем будет только возрастать.

Это похоже на увеличившийся в последнее время интерес к спортивным состязаниям. Ведь можно смотреть футбол дома, но люди идут на стадион, потому что там возникает некая коллективная энергия (мысль, эмоция). То же самое происходит и в театре. Ручаюсь, что 98% комедий, которые в театре смотрятся на «пуповом» смехе, при просмотре на домашнем видео такой реакции не вызовут. А высочайшим классом я считаю момент, когда в театральном зале возникает совместная - актеров и зрителей - пауза.

Конечно, по количеству зрителей театру трудно спорить с кино или эстрадой. Но и тут не все так просто. Помню, что во времена моей молодости фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублев» вышел в прокат одновременно с мюзиклом «Пусть говорят» (испано-аргентинский фильм, главную роль в котором сыграл очень популярный тогда испанский певец Рафаэль - «Эксперт»). На «Рублева» приходило человек 30–50 максимум. А «Пусть говорят» собирал полные залы. Но фильмы Тарковского до сих пор смотрят и будут смотреть еще очень долго. А кто помнит сейчас «Пусть говорят»?

Хороший театр, как и хорошее кино - это долгоиграющее искусство. Я не хочу хвастаться, но у меня есть спектакли, которые шли по 25 лет. Я и спонсорам объясняю, что резонанс от одного спектакля, конечно, меньше, чем от концерта заезжей эстрадной звезды. Но звезда дает один концерт за год, а спектакль идет как минимум три раза в месяц.

- Раз уж мы заговорили о резонансе, ставя тот или иной спектакль, «подгоняете» ли вы его под какую-то определенную категорию зрителей?

- Если честно, я делаю спектакли для самого себя. Но я живу в обществе, езжу в том же транспорте, что и мои зрители, хожу в те же магазины, куда ходят они. И поэтому смею надеяться: то, что интересно мне, может быть интересно и окружающим меня людям. Правда, я очень боюсь премьер: а вдруг выяснится, что мой новый спектакль никому, кроме меня, не интересен?

- Но пока, насколько я знаю, такого не случалось.

- Да, и я очень рад, что у нас даже на такие «стариковские» спектакли, как «В степях Украины» (пьеса классика украинской советской драматургии Александра Корнейчука - «Эксперт») вдруг начинает валить молодежь. Десятиклассники одного из лицеев заказывают билеты на чеховского «Дядю Ваню», пьесу Луиджи Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора», написанную еще в 1921 году. Значит, то, что интересно моему поколению, интересно и молодежи.

- А есть ли у вас своя постоянная аудитория?

- Да, конечно. Многие зрители посещают все наши премьеры. Есть и такие, которые приходят на один и тот же спектакль по три раза. Что касается конкуренции, когда на Андреевском спуске открывались другие театры, я им помогал. Мне говорили: «Что ты делаешь? Ведь они будут работать рядом и оттягивать на себя твоего зрителя». Ерунда! На Бродвее работают рядом сорок театров. И это очень хорошо, потому что люди, которые туда приезжают, знают, что обязательно попадут в театр. И если даже не будет билетов именно в тот театр, куда они рассчитывали попасть, они пойдут в другой. Так, кстати, бывает очень часто.

Мы сейчас поставили спектакль о Марии Каллас. Там ее спрашивают о соперницах, а она отвечает, мол, о каких соперницах можно говорить, если они не умеют делать то, что умеешь ты. Она, конечно, большая зазнайка была, но в чем-то и права. Это и к театру относится. Кто-то из режиссеров умеет лучше других делать одно, кто-то - другое. А выбор - за зрителем.

Есть, конечно, и другие факторы. Многие московские театры, которые сюда приезжают, популярны прежде всего благодаря тому, что их актеры стали кинозвездами.

- Раз уж мы заговорили о Москве, надо честно признать, что по степени общественного интереса к театру российская столица намного опережает Киев. Почему?

- Что сегодня в первую очередь важно для того, чтобы привлечь в украинский театр зрителей? Режиссура? Драматургия? Актеры?

- Очень важна актерская популярность. Я рад, когда мои актеры снимаются на телевидении, и создаю им для этого все условия. Потому что так, как раскручивает телевидение, их не раскрутит никто. Второе условие - это качественный спектакль. Самыми популярными сегодня жанрами являются мелодрамы и комедии. Они не должны быть очень заумными. Как говорил Жан Габен: «Сюжет, сюжет и еще раз сюжет». Желательно, чтобы спектакли были актуальными, но не до вульгарности, с какими-то банальными намеками на реальных людей. Важно качество литературной основы спектакля. При всех недостатках советской власти она все-таки воспитала вкус к литературе, и зритель разбирается в ней очень хорошо. Ну а дальше важно все - режиссура, актерская игра, свет, звук. Еще зрителю нравится, когда он видит серьезное отношение к делу. Тогда он начинает тебе доверять.

- Каковы сегодня главные проблемы украинского театра?

- Первая - в отсутствии театральных продюсеров. Я даже не представляю себе, как ее на сегодняшний день решать, потому что молодежь любит быстрые деньги и поэтому предпочитает работать в рекламных агентствах, организовывать корпоративные вечеринки и т. д. Театром занимаются те, кто любит театр. Вторая проблема - отсутствие новых драматургов. А отсутствуют они потому, что нет педагогов и нет школы - по большому счету, Украина и раньше не была сильна театральной драматургией. Поэтому я пытаюсь сегодня организовать проведение здесь мастер-классов с известными зарубежными драматургами: россиянином Борисом Акуниным, сербом Милорадом Павичем, британцами Томом Стоппардом и Кэрил Черчилл. Если бы можно было «вырвать» сюда Дарио Фо (итальянский драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе 1997 года - «Эксперт»). Думаю, что в сентябре мне удастся привезти в Киев трех человек. Но на все не хватает рук. Это большая организационная работа, которой должен кто-то заниматься. К примеру, театральные продюсеры, которых нет.

Следующая проблема украинского театра - нехватка молодых режиссеров. А вот хороших актеров, как мне кажется, у нас хватает. Потому что в Украине вообще много органичных и темпераментных людей. Что касается актерской школы, здесь уже есть некоторые проблемы. Но как их решать на уровне всей системы нашего театрального образования, я не знаю. Зато знаю, как их решать на уровне своего театра.

- И как?

- Это секрет. Я не приглашаю сразу нескольких молодых актеров со своей новой эстетикой, потому что это чревато для театра расколом. Беру одного-двух, чтобы они могли освоиться, ассимилироваться в театре. А вот молодых режиссеров я приглашаю в театр активно. Но тут получается забавная ситуация. Приходит молодой драматург и говорит: «Я не хочу, чтобы меня ставил молодой режиссер. И не хочу, чтобы в моем спектакле играли молодые актеры». А молодые актеры заявляют: «Мы не хотим работать с молодым режиссером, мы хотим работать с вами. И мы не хотим играть в новых пьесах». И молодые режиссеры не хотят ставить молодых драматургов.

- Сколько новых спектаклей нужно ставить ежегодно, чтобы привлечь в театр как можно больше зрителей?

- Четыре-пять.

- Одну премьерную постановку вам, как и другим киевским театрам, финансируют городские власти. А как вы ищете деньги на остальные?

- Но билеты-то у вас, если сравнивать с ценами vip-гастролеров, дешевые?

- Сравнительно дешевые. На Андреевском спуске мы повышаем цены и повысим еще. Но тут должно соблюдаться правильное соотношение цена-качество. В этот зал (на Контрактовой площади - «Эксперт») без туалета и гардероба нельзя продавать билеты по 70–100 гривен. Я когда-то даже позиционировал этот зал как антибуржуазный. Хотя я всегда говорю, что, финансируя театры, государство дотирует не нас, а зрителя. Если бы мы брали за билеты те деньги, которые стоит спектакль, то могли бы жить нормально. Но большинство украинских любителей театра пока не могут позволить себе дорогие билеты.

- Вы - художественный руководитель не только Театра на Подоле, но и киевского булгаковского театрального фестиваля. Ездили на самые престижные в европейской табели о рангах театральные фестивали в Авиньоне и Эдинбурге. А может ли Киев стать городом театральных фестивалей?

- Может. У меня, к примеру, в этом году уже достаточно много предложений по поводу булгаковского фестиваля. Но, к сожалению, у нас до сих пор не существует законодательной базы, серьезно стимулирующей меценатство и спонсорство.

- Что дают вам Авиньон и Эдинбург как театральному режиссеру?

- Там есть очень хорошие спектакли, на которых я учусь. Но самое большое, что дают эти фестивали, - чувство самоуважения. Понимаешь, что ты ничуть не хуже остальных и являешься полноправным участником мирового театрального процесса.

Скажем, на всю Великобританию можно назвать три безоговорочно авторитетных театра, да и у них далеко не всегда получаются хорошие спектакли. То же самое происходит и на этих фестивалях. Очень много «чернухи», очень много нарочито непонятного. В булгаковском «Мольере» есть сцена, где он говорит слуге: «Не унижайся, Бутон». Мне кажется, что в украинском театре это чувство самоуничижения немного присутствует. Нужно иметь чувство собственного достоинства, но и не кичиться собой. Вот такое у меня остается впечатление от этих знаменитых международных театральных фестивалей.

- Не было ли у вас соблазна поставить, скажем так, экспериментальный спектакль?

- Знаете, есть кондитерская фабрика, и есть научно-исследовательский институт пищевой промышленности. Так вот мы - фабрика. А экспериментальный театр - это научно-исследовательский институт. Его должны посещать в первую очередь специалисты. Для них нужно устраивать мастер-классы, куда бы и я с интересом пришел. Ставить экспериментальные спектакли для широкого зрителя? Мне кажется, в этом есть много придуманного, ненастоящего. Помните, у Джерома в его романе «Трое в лодке, не считая собаки» герои-англичане попали во французский клуб и, чтобы выпить там чаю с кексами, придумали, что они - специалисты по французской литературе, хотя не понимали по-французски ни единого слова? После трапезы им решили показать любительский спектакль, и они, чтобы не попасть впросак, просто повторяли за остальными зрителями их реакцию на происходящее на сцене. Но потом один из них придумал улыбаться и хихикать тогда, когда другие этому не улыбались и не хихикали. Тем самым он демонстрировал, что улавливал некие незаметные для других нюансы. Мне кажется, что многие так называемые экспериментальные спектакли проходят по тому же принципу.

Наш театр работает для зрителя. Поэтому наши спектакли должны быть ему понятны. Я считаю зрителя таким же важным участником спектакля, как драматург, актер, режиссер. Критики иногда ругают меня за то, что мои спектакли после первых показов меняются и зачастую очень сильно. А я считаю, что спектакль не будет готов окончательно, пока в него не вмешается своей реакцией зал. Первые показы новых спектаклей мы устраиваем не для своих друзей и родственников, а для простых зрителей. И я во время спектакля наблюдаю за их реакцией: вот тут они захохотали, тут обрадовались, а тут им стало скучно. Выходит, в этом месте у меня пробой и здесь я должен что-то изменить. А ситуацию, где им спектакль нравится, поддержать. Из этого вовсе не следует, что мы идем на поводу у зрителя и, для того чтобы заслужить аплодисменты, будем снимать перед ним штаны. Но это значит, что я к нему отношусь с вниманием.

Источник